Первая часть    Вторая часть    Третья часть

(продолжение)

ПЕРСПЕКТИВЫ ВОЗРОЖДЕНИЯ СССР И ЖЕСТКОГО КОНТРОЛЯ НАД КУЛЬТУРОЙ

– В Ваших ответах явно звучит симпатия к тем временам. Вы тоже ностальгируете по СССР, как многие?

– Это полная ерунда. Сейчас некоторые идеализируют СССР – мол, какую страну потеряли! Действительно, многие из достижений СССР актуальны и сейчас, NASA до сих пор покупает у нас советские космические технологии, а наши бывшие граждане, получившие блестящее советское образование, поднимают науку и технологии в развитых странах мира – это я уж не говорю о целой плеяде всемирно известных советских музыкантов и композиторов.

Однако самое главное в любой общественной системе – это не название идеологии и не цвет знамени, а люди, которые эту систему формируют. Уже в 70-е культурный уровень значительной части жителей СССР вырос настолько, что жесткая и примитивная догматическая система просто не имела перспектив. Союз практически раздавил себя сам, его развал был запрограммирован еще в 50-е, поэтому о восстановлении советского строя всерьез могут говорить только те, кто слабо себе представляет, как это работало, и не понимает суть проблемы. Отстаивание неэффективной системы по любым идеологическим соображениям – глупость.

В то же время не менее глупо по тем же соображениям отказываться от эффективных решений. Для активного развития общества во все времена главное – здоровый циничный прагматизм, свободный от верований и идеологических догм, и только сильная элита на это способна. Элита СССР 80-х с этой задачей не справилась.

– И всё же Вы симпатизируете той системе, признайтесь. А ведь тогда просто  не давали петь то, что хочется! Жестко следили за репертуаром...

– Верно, не давали. И в систему Минкульта в 1984-м я пришел с искренним юношеским желанием содействовать изменению системы. Но всё оказалось не так просто.

Главной проблемой культурной сферы СССР был традиционный упор на поддержку серьезного искусства при вопиющей недооценке роста влияния массовой культуры. Невозможно спорить с тем, что Шостакович, Свиридов, Рихтер, Гилельс, Коган – и даже Спиваков, чьи «Виртуозы Москвы» в 80-е были подразделением Союзконцерта, – стали известными на весь мир именно как представители СССР, их вклад в поддержание престижа страны неоценим. Но ведь для формирования общественного мнения уже в 1930–40-е всё более важную роль играли массовые жанры – и, по моему скромному мнению, Сталин это понимал намного лучше, чем Хрущев с Брежневым.

Система контроля за концертной сценой СССР в 80-е особых симпатий однозначно не вызывала. Советское начальство в эпоху позднего застоя, прекрасно разбираясь в серьезной музыке, не поспевало за бурным развитием актуальных популярных жанров, формирующих сознание молодежи. В системе МК СССР искусствоведческое образование было у каждого второго специалиста, однако Ваш покорный слуга был чуть ли не единственным штатным сотрудником, хоть немного разбиравшимся в современной популярной музыке, особенно зарубежной. Вот пример: в какой-то момент в конце 80-х начальник Отдела эстрады Минкульта, милейший человек, зная мои пристрастия и, возможно, даже желая порадовать, торжественно сообщил, что рок уже разрешили (sic!), и предложил мне разделить «белый список» по жанрам на «эстраду» и «рок». После детального объяснения жанровых признаков и нюансов (я был очень корректен, поверьте) он со вздохом предложил сделать третий список с названием «Полу-рок». Это всё было на полном серьезе, еле отговорили.

РЕПРЕССИИ И ЭКЗЕКУТОРЫ

– Правильно ли я понимаю, подозрение в политической неграмотности могли вызвать даже какие-то новые ритмы, инструменты, использование каких-то непривычных обработок звука – фузз, дисторшн и так далее?

– Совершенно верно. Но понимание необходимости изменения подхода всё же было практически на всех уровнях. Еще в середине 60-х в структурах филармоний начали появляться такие коллективы, как «Веселые ребята» Павла Слободкина и «Поющие гитары» Анатолия Васильева, чуть позже – «Самоцветы» Юрия Маликова, а «Интеграл» Бари Алибасова чуть ли не сразу начал эпатировать истеблишмент элементами рок-шоу, за что подвергался жесткой критике. Термины «рок», «бит», «рок-н-ролл» не приветствовались, потому для этих коллективов было придумано особое название – «вокально-инструментальный ансамбль» (ВИА). Бешеный спрос аудитории логично привел к появлению сотен групп – в основном в Москве и Ленинграде, но легализовать их формально было проще при областных филармониях: «Интеграл» осел в Саратовской филармонии, «Круиз» Матвея Аничкина – в Тамбовской, «Диалог» Кима Брейтбурга – в Кемеровской, «Земляне» – в Татарской и т.д. Напомню: все они как на первых порах, так и впоследствии получали зарплату, технику, транспорт, даже костюмы от государства.

Однако бюрократический контроль действительно был жестким. Непростая ситуация, например, возникла в 80-е с группой «Динамик» Владимира Кузьмина, которую по необъяснимым причинам не любил Минкульт СССР. Филармонии боялись брать музыкантов на работу, несмотря на бешеную популярность группы. В конце концов коллектив рискнула принять Марийская филармония – под официальным названием (не нужно смеяться) «ВИА «Мари» и группа «Йук». В переводе с лугово-восточного марийского языка красивое слово «Йук» означает «голос», «звук» и, в конечном счете… «динамик». Авантюра увенчалась успехом, и коллектив получил разрешение на выступления от Министерства культуры СССР. Звучит просто анекдотично, но было именно так. При этом переводить на афишах название «Йук» на русский язык (т.е. писать «Динамик») категорически воспрещалось, и когда однажды на гастролях в Павлодаре директор коллектива этот запрет нарушил, по доносу из Москвы был отправлен проверяющий с грозным предписанием. Пришлось принимать экстренные меры и прямо на концерте натурально инсценировать взрыв звуковой аппаратуры (не шучу). В итоге группа чуть не лишилась тарификации, но в тот раз обошлось (однако это уже совсем другая история).

Группа Динамик

Тарификация – отдельный и очень показательный момент. К примеру, ты можешь отыграть на сцене хоть восемь часов, но если Минкульт подтвердил тебе право на выступление в одном отделении, то и начислят тебе в результате только ставку за отделение. Ставки были жесткими: у эстрадников – около 5–7 руб., у камерных и академических исполнителей – около 9–11 руб. и выше. При загрузке в 15 мероприятий в месяц артист мог получить минимум 75 руб. дополнительно к ставке, которая составляла около 100 руб. Общий доход музыканта популярной группы в размере 200–300 руб. неплохо смотрелся на фоне средней зарплаты по стране (110–130 руб.), но мало соответствовал объективным показателям – бешеной популярности в стране, насчитывавшей четверть миллиарда жителей, и многотысячным сборам с каждого концерта. Именно поэтому особо отличившимся эстрадникам разрешали втихую по бумагам именоваться «камерно-инструментальными ансамблями» – такую привилегию имели «Самоцветы», «Веселые ребята», группа Стаса Намина и некоторые другие. Это было вполне обосновано с точки зрения экономики и логики, но официальные документы, которые приходилось утверждать, выглядели весьма забавно.

– Я много слышала о каком-то жесточайшем смотре ВИА в Москве в 80-е. Вы ведь были в комиссии?

– Система начала трещать по швам уже в 60-е, а в 70-е ее управляемость заметно снижалась на всех уровнях. Это было видно по росту коррупции и разгильдяйства, но начальство старалось предпринимать хоть какие-то действия – к тому времени уже запоздалые и неэффективные. В 80-е наверху уже не в состоянии были понять, что система культурной политики должна отказаться от запретительства, резко изменить регулирующие механизмы – так, как было примерно в это же время сделано в других соцстранах – не только в ГДР и Венгрии, но даже и в значительно менее развитом (на тот момент) Китае. А вот руководство СССР с упорством, достойным лучшего применения, гнуло свою жесткую линию. Именно поэтому в 1984-м Министерство культуры РСФСР в рамках борьбы с проникновением на советскую эстраду чуждой идеологии создало особую комиссию из чиновников различных ведомств, именитых композиторов и артистов для отсмотра программ всех (!) российских коллективов. Кое-кто избежал этого, т.к. работал в других республиках – к примеру, Валерий Леонтьев с «Эхом» – в Ворошиловградской филармонии (сейчас Луганск), или очень популярные тогда прибалтийские группы Гуннара Грапса, Яака Йоалы, Тыниса Мяги, Анне Вески и др. Но всем российским коллективам пришлось пройти эту малоприятную процедуру.

Сами прослушивания шли без публики, в зале была только мрачная молчаливая комиссия из чиновников и мэтров – понимаете ведь, как сложно работать в таких условиях? После прослушивания комиссия удалялась в комнату президиума и начинался разбор, причем самих исполнителей к обсуждению привлекали далеко не всегда. Именно тогда у меня появилась возможность убедиться в правильности старой истины: оценку произведений искусства ни при каких обстоятельствах нельзя доверять другим творцам, особенно самым авторитетным. Столько ехидства, желчной иронии, разгромной критики – вплоть до прямых обвинений в госизмене и доносов – в адрес популярных молодых артистов со стороны стремительно теряющих доходы авторов гениальных советских произведений я не слышал никогда, и это стало лично для меня, пожалуй, одним из самых жгучих разочарований юности.

Забавно сейчас выглядит и условие этого смотра – все коллективы помимо своей программы должны были исполнить перед комиссией два обязательных произведения: «День без выстрела на Земле» (Тухманов – Дудин) и «Если бы парни всей Земли» (Соловьев-Седой – Долматовский). Некоторые коллективы подошли к этому креативно – очень запомнились исполнения этих песен, например, группами «Машина времени» и «Автограф». А вот Александр Барыкин решил пойти на рожон, и напрасно. На прослушивании вместо обязательных произведений он исполнил песню Пахмутовой и Добронравова «Пока не поздно» («Ядерному взрыву – нет, нет, нет!») в отличной драйвовой аранжировке. Это было воспринято как личное оскорбление некоторыми руководителями Минкульта РСФСР. Когда Александру указали на прегрешение, он молчать не стал и высказал все, что думает по поводу уровня квалификации отдельных членов комиссии. В результате его группа «Карнавал» тогда лишилась права на выступления.

Александр Барыкин

Справедливости ради надо сказать, что смотр не закончился массовой экзекуцией – продолжили работу почти все группы, отсеялось несколько малоизвестных и действительно не особо профессиональных коллективов. Кроме «Карнавала» Барыкина жаль было разве что развеселую и совершенно безобидную группу «Телефон». Валерия Сюткина – на просмотре в КЗ  Олимпийской  деревни против  утверждения  программы  выступил представитель КГБ. Впрочем, даже этот разгромный просмотр оказался знаковым – на нем присутствовал руководитель вполне надежной группы «Зодчие» Юрий Давыдов, который немедленно пришел на помощь харизматичному солисту, пригласив его в свою программу. Другим солистом этой программы, кстати, тогда был Юрий Лоза, и пользовалась она огромным и заслуженным успехом на гастролях по всей стране на протяжении многих лет.

С этим смотром связана и еще одна прекрасная история. Группа Михаила Муромова не смогла сдать программу сразу, ей сделали серьезные замечания и отправили на «переэкзаменовку». На повторном прослушивании комиссия похвалила «Яблоки на снегу», отметила, что «безыдейность и пошлость» устранены, и разрешила выступления. Анализируя гастрольные отчеты последних лет, я с удивлением заметил, что г-н Муромов до самого последнего времени успешно выступал практически с этой же программой – а ведь прошло больше 30 лет. Всё же комиссия правильные рекомендации дала, очевидно.

Михаил Муромов

– Мне рассказывали, что в 1987 году афганские дети тащились от «Яблок на снегу»...

– Охотно верю – именно так и надо завоевывать международное влияние, и в СССР многие это даже тогда понимали, но вяло использовали, а вот США как раз – очень широко и умно, не в лобовую – и победили. Именно поэтому мне кажется огромной ошибкой нынешнее расслабленное невнимание руководства страны к массовым культурным индустриям. На мой взгляд, сейчас к этому вопросу подходят весьма поверхностно, в чем-то их боясь и совершенно не понимая их потенциала. Я имею в виду невнимание не с точки зрения жесткого формального контроля за репертуаром (это уж точно совершенно не нужно, да и просто невозможно сейчас, слава богу), но с точки зрения четкого понимания важности и весомости этой, на первый взгляд, легковесной отрасли. А вот в СССР это понимание у многих всё же было, хотя иногда приобретало несколько сюрреалистические формы.

– Что Вы имеете в виду?

– Если рассказывать всё, то это превратится в вечер анекдотов. Видите ли, в 80-е руководство требовало жесткого контроля за отраслью и тратило на это немалые государственные деньги. Проверяющие из Москвы колесили по стране без устали, и Ваш покорный слуга с коллегами по отделу контроля Союзконцерта неоднократно выезжал в разные города и веси для тщательной проверки и официального подтверждения того, что артисты не пали жертвами идеологического давления вражеского Госдепа и не замышляют чего дурного. Таких проверок было немало, но, как я уже говорил, наш отдел был укомплектован грамотными (и в глубине души весьма прогрессивными) специалистами. Возглавлял отдел блестящий профессионал, признанный авторитет в концертном деле Иван Несвит, специалисты высочайшего класса Тамилла Грозина, Наталья Гусева, Шамиль Закиров и другие прекрасно знали мельчайшие детали концертного дела и относились к творческим работникам уважительно и деликатно – соответственно, наши проверки не приносили серьезных проблем, скорее наоборот – мы всячески поддерживали и помогали талантам. А ведь другие проверяющие еще какие проблемы создавали – спросите, например, у Бари Алибасова. Но, к сожалению, далеко не все исполнители понимали ситуацию – большинство воспринимало поддержку (и что уж там скрывать, даже прикрытие) с нашей стороны как само собой разумеющееся, это было даже чуть досадно (взяток мы не брали, но хоть бы поблагодарили). Впрочем, мы были не в обиде, главное – чтобы они народ радовали, в те непростые времена это было очень важно.

Отчет о плановом просмотре на маршруте группы "Машина времени", Минск, 1985 год

Продолжение отчета

Но был особый случай, о котором стоит рассказать отдельно и подробно.

Заметным российским гастролером 80-х была группа «Поющие сердца», неизменно собиравшая полные стадионы благодаря профессионализму, интуиции и связям ее руководителя Виктора Векштейна – опытнейшего менеджера. Виктор всегда слегка хулиганил «на грани» – например, его коллектив исполнял популярные кавер-версии западных звезд – той же ABBA – и ему всё сходило с рук, хотя многие руководители на местах продолжали бояться западной культуры как огня. Но изредка чутье ему всё же изменяло.

Группа «Поющие сердца» отправлялась на обычные гастроли по Украине. Программа с песнями советских композиторов не вызывала никаких сомнений, и печать «Разрешаю» была поставлена с легким сердцем.

И вот через несколько дней в шесть утра дома зазвонил телефон – экстренный вызов на работу, все объяснения на месте. Чувство, прямо скажем, было не из приятных. На работе начальство с каменными лицами предъявляет мне телеграмму из ЦК КПСС с примерно таким текстом: «Немедленно снять с гастролей группу «Поющие сердца», пропагандирующую фашистские идеи, насилие, антиобщественное поведение и т.д. Виновных строго наказать.» – и требует к изучению программу указанной фашистской группы.

– Вы это серьезно?

– Серьезнее некуда. Дело вот в чем: на большие концерты всегда приходила инспекция от местной власти, которых художественный руководитель часто встречал за щедрым столом в буфете или в кабинете директора площадки. Отслушав в начале концерта традиционный антивоенно-патриотический блок, проверяющие с легким сердцем возвращались за стол и, конечно же, в зал уже не выходили. Но в данном украинском городе что-то пошло не так – то ли проверяющий оказался непьющим, то ли Виктор недооценил легендарное рвение украинских чиновников (тогда в ходу была шутка: «когда в Москве обрезают ногти, на Украине рубят пальцы»), но факт остается фактом: проверяющий досидел до кульминации второго отделения и лично насладился лицезрением выскочивших на сцену в клубах ядовитого антикоммунистического дыма гг.Кипелова, Холстинина, Грановского со товарищи в коже, ремнях и цепях, да еще и под скрежет самого что ни на есть трушного хеви-метала. Дело в том, что Векштейн решил рискнуть – выпустить на сцену только что созданную при его участии группу «Ария» (разумеется, не имевшую никаких разрешений и утверждений). Ликование зрителей, прекрасно приобщенных к современной модной культуре, трудно было описать (а это был многотысячный зал Дворца спорта), но ржавые шестеренки системы завертелись вполне исправно. В полночь из горкома КПУ ушла телеграмма в ЦК КПУ, оттуда – в ЦК КПСС, в три часа дежурный поднял на ноги отдел пропаганды, тот – отдел культуры, в пять утра с постелей были подняты руководители МК СССР и Союзконцерта: кто разрешил? Как назло, выяснилось, что программу концерта утверждал именно тот самый подозрительный Сафронов, который откуда-то знает, кто такой Ричи Блэкмор. Запахло жареным, партбилет начал подскакивать во внутреннем кармане пиджака.

Группа "Ария", 1986 г.

Уже в восемь утра я в офисе на Неглинной, 15, выслушиваю от начальника всё, что он думает о моих талантах и знаниях, после чего отстукиваю на машинке «Ятрань» (компьютеры, интернет и мобильную связь в Москву тогда еще не завезли) телеграмму-«молнию» в Укрконцерт на тему «немедленно прекратить гастроли в связи с...». В 9:00 заканчиваю печатать объяснительную записку, изымаю контрольные экземпляры документов и под сочувствующе-злорадные взгляды коллег отправляюсь на ковер на Старую площадь, где меня уже ждут инструкторы Отдела пропаганды и Отдела культуры ЦК КПСС. Серьезный разговор и подготовка отчета «наверх» заняли еще полтора часа. А теперь вдумайтесь: с момента отправки сигнала о серьезном нарушении в областном центре за тысячи километров от Москвы до момента предоставления руководству страны предварительного отчета о проведенном разбирательстве и принятых мерах прошло чуть больше 12 часов. Несмотря на всю комичность прецедента, этот случай показывает, что некоторые звенья системы работали с завидной четкостью, хоть и практически вхолостую.

– И чем же кончился этот скандал?

– Это был 1986 г., перестройка уже началась, у всех на уме была свобода и обещанные райские кущи с бесплатными девственницами. Репрессивный механизм все еще работал: гастрольные удостоверения немедленно отозвали, дальнейшие концерты отменили, Векштейн и музыканты потеряли деньги. Но лично мне было всего лишь поставлено на вид за недостаточную бдительность; буквально несколькими годами раньше всё могло закончиться намного печальнее. Виктора Векштейна тоже как-то довольно условно наказали, а Вашему покорному слуге было поручено провести (внимание!) разъяснительную работу с музыкантами. Приятно вспомнить, как Владимир Холстинин с блеском в глазах убеждал меня в том, что хеви-метал – музыка протеста современного западного пролетариата. Он ведь не знал, что еще в 1979-м его собеседник ставил на вертушку оригинальный винил «Highway To Hell». Но разговор-то был в Министерстве культуры СССР, а я – при костюме и галстуке, так что во избежание когнитивного диссонанса пришлось шифроваться, мрачно сверлить глазами виноватого и читать политически грамотные нотации с примерами из «Песняров». Этим и обошлось.

А буквально через полгода действительно стало всё можно: осенью 1986-го в ЦДТ уже почти легально прошла первая «Рок-панорама», в зале были Пугачева и Градский, на сцене – «Ария», «Круиз», «Зеркало мира» с Никольским и «Браво» с Агузаровой, и никому за это ничего не было. Формальная монополия еще оставалась у филармоний, но все мало-мальски значимые концерты в мгновение ока перекочевали в только что разрешенные кооперативы, а филармонии лишь штамповали бумаги за малую толику. Вся экономика пошла вразнос вместе с идеологией, по стране покатились «Ласковые маи» с «Миражами», камерные исполнители отправились на рынки торговать вареными джинсами. Золотые века российского музыкального просвещения завершались.

КОМУ – СИМФОНИИ, А КОМУ – «ЛАСКОВЫЙ МАЙ»

– Вот Вы говорите, что возрождение аудитории серьезной музыки происходит очень долго и медленно. Но ведь и в 1970-е, по свидетельству композитора Владимира Мартынова, толпы людей сидели в консерватории с партитурами и отслеживали то, что играют.

– Если Вы этого желаете, снова вернемся в 70-е. Столичная аудитория тогда была просто чудесной. Это были хорошо образованные, искренние и честные люди, отлично разбиравшиеся в мировой культуре и философии, презирающие насилие и стремящиеся к правде и справедливости. Многих я знал лично и в чем-то преклонялся перед ними по молодости. Они понимали, что серьезная музыка – важная и вечная ценность, но всё же, как и во всех подобных случаях, относились к ней, скорее, как к фетишу. С партитурами на концерте Мартынова сидели, конечно, не столько рядовые зрители, сколько студенты и аспиранты музыкальных вузов – государство давало им возможность учиться и совершенствовать мастерство. Но, к сожалению, от этой замечательной аудитории сейчас осталось немного. Значительная (если не бОльшая) часть этих прекрасных людей либо уже ушла от нас, либо живет за границей – как раз эмиграцию я считаю сильнейшим ударом по культуре России, сравнимым по разрушительному воздействию с войнами и революциями.

Обратим внимание на то, что чем богаче народ, тем он культурнее и, соответственно, тем лучше знает серьезное искусство, классическую музыку. Здесь образцом является, конечно, Германия. Приведу один показательный случай, за который мне до сих пор, признаюсь, стыдно. На центральных площадях Берлина нередки бесплатные симфонические концерты, которые собирают десятки тысяч слушателей, и я, несколько лет назад случайно оказавшись на таком концерте, ответил на телефонный звонок чуть громче, чем следует – а Бетховен, как назло, именно на этот момент предусмотрел в партитуре оркестра нежнейшее пиано… И что Вы думаете: меня тут же кто-то дернул за фалду и неласково прошипел по-русски: «Вы не можете говорить потише?! Нас тут и так все за дикарей считают!» Было очень стыдно – получается, культурный соотечественник напомнил неотесанной деревенщине о европейском этикете. Но, рассудив по уму, осознал философскую сущность инцидента: мы все друг друга просто обязаны учить и учить, и никто, кроме нас самих, этого не сделает.

– Получается, хочешь, чтобы слушали твою сложную музыку – создай сначала сложные народные массы...

– В самую точку. Но сначала накорми их, обучи грамоте, воспитай и защити от аферистов.

– Но кто-то же слушал в свое время музыку Прокофьева и Шостаковича?

Давайте будем объективными – аудитория серьезной музыки даже в самых развитых странах невелика, это несколько процентов населения. Широкие массы, наслаждающиеся сложной камерной и симфонической музыкой, – это тоже миф, созданный советской пропагандой. Абсолютное большинство, как и везде в мире, всё же ориентировалось на популярную музыку, следило за современными поп-трендами – кто за советскими, кто за западными. При этом уровень широкой зрительской аудитории в СССР 70–80-х можно считать высоким, его можно было сравнить с уровнем европейских стран, но всё же он не был фантастическим. Рабочие и крестьяне сложную музыку не слушали, разве что несколько произведений популярной классики – Моцарта, Бетховена, Прокофьева или, скажем, музыкальный мем того времени, «Полонез» Огинского. И это, поверьте, было огромным прорывом, ведь их родители даже читать не умели.

– Даже в конце 1980-х, когда пошла попса в современном понимании, по свидетельству Сергея Летова, на концерты Сергея Курехина приходили по три дня подряд по 10 тысяч человек. Культурный уровень продолжал быть таким высоким?

– Хорошо, теперь давайте попробуем вспомнить конец 80-х. Курехин – это ведь не просто сложная и чрезвычайно оригинальная музыка, но еще и очень живое, неформальное, яркое шоу – а народ изголодался. Бумажных денег на руках было много, цену им не знали, культурных развлечений – жуткий дефицит (напомню, разрешенных профессиональных коллективов в стране было не больше двухсот, а население в СССР было в полтора раза больше, чем сейчас в России, где в настоящее время профессиональных концертирующих коллективов более четырех тысяч). Билеты были недорогими: государственные площадки, транспорт – всё дешево, себестоимость концерта – копейки. Государство тогда просто доили, отсюда и низкие цены и ажиотаж. Ну и, конечно, Вы правы, уровень российской аудитории всё же оставался тогда очень высоким, благодарных слушателей находили и «Ласковый май», и самой разной сложности сценические и музыкальные жанры – ведь культурные люди из страны отъезжали постепенно.

Я не зря так часто напоминаю об отъезде культурной аудитории как ключевом факторе. Мое глубокое убеждение: абсолютно все процессы в обществе зависят от уровня культуры этого общества, как широких масс, так и элиты. Это касается процессов экономических, политических, культурных – и неизвестно еще, что в этом списке должно быть на первом месте.

Начинается ведь всё с мелочей: если кто-то приходит в филармонию в драных джинсах или с початой бутылкой пива в кармане – значит, сама филармония это принимает. В обычной для XXI в. толерантной до чудовищности европейской ситуации – да, там можно хоть акт свального греха в филармонии учудить для пущей современности культурного прецедента. Однако если бы это дало нам возможность «современнее» наслаждаться произведениями Петра Ильича Чайковского, Георгия Свиридова, или даже, к примеру, Алексея Айги, Павла Карманова или Антона Батагова – тогда бы и я был «за», да только любой умеющий читать книги (не фейсбук) увидит в подобных вольностях вовсе не «веяние времен», а всего лишь тупость, неразвитость и нередко, к сожалению, намеренное унижение отечественной культуры. А ведь даже просто невнимание к культуре снижает ее благотворное влияние на развитие общества, дезориентирует людей.

МНИМЫЙ КРИЗИС, ИНТЕРНЕТ И ГЛОБАЛЬНЫЕ ЛИЦЕНЗИИ

– К чему это привело? Как Вы оцениваете ситуацию, в которую всё развилось к настоящему моменту? Мы же в кризисе, смертельном практически!

– Согласитесь, вопрос звучит несколько наивно. В XIX в., когда Эдисон изобрел звукозапись на валиках, организаторы концертов боялись, что концертный бизнес окажется в смертельном кризисе: ведь каждый сможет слушать великих теноров прямо у себя дома – и почти бесплатно! Ан нет – концертная индустрия продолжала расти еще быстрее.

Шоу-бизнес не умрет никогда, ни при каких кризисах. Конечно, сокращение доходов населения в сочетании с отсутствием продуманной государственной политики отрицательно сказывается на показателях, это крайне неприятно, но вовсе не смертельно.

А вот рекорд-бизнес действительно  умирает – он ведь строился на кассетах и компакт-дисках, которые сейчас уходят в прошлое. Новой эффективной системы монетизации главной формы существования музыки – записей – пока не существует. Пока.

– Народ музыку слушает всё больше и больше, требует новых записей. Вот я выкачиваю из Вконтакте композиции, разумеется, бесплатно  – платить за музыку в интернете у нас не будут, это факт. Но я же скачиваю не бесплатно, я плачу оператору за доступ к интернету, покупаю компьютер для этого.

– Нигде платить не будут, это мифическая надежда. Многие специалисты уже понимают, что победить пиратство традиционными способами невозможно, ведь контент был, есть и всегда будет в Сети, как и сейчас – неважно, легально или нет. И да, безусловно, оператор широкополосного доступа и производитель оборудования сейчас – ключевые фигуры, основные выгодоприобретатели (именно они, а вовсе не Вконтакте). Именно на этом и должна быть построена единственно возможная сейчас система справедливой монетизации, которая позволит возродить рекорд-индустрию, а музыкантам – получить деньги на создание новых отечественных хитов.

– Это Вы о Глобальных лицензиях?

– Термин не особо важен. Вдумайтесь в суть: сейчас музыку слушают в сотни миллионов раз (именно такая цифра) больше, чем столетие назад. В XIX в. количество опусов музыкальных издательств составляло тысячи, десятки тысяч. Количество треков, находящихся в обороте сейчас, – добрая сотня миллионов, каждый год добавляется минимум полмиллиона, а время прослушивания музыки каждым слушателем выросло в сотни раз.

Так вот ,как отнестись к тому, что в этой ситуации механизмы работы с авторскими и смежными правами практически не изменились? На каждый трек (песню), как и 150 лет назад, должна быть заключена сотня (а то и две) весьма сложных договоров и приложений, подписанных чернилами на бумаге в нескольких экземплярах – и никак иначе. По нашим расчетам, сейчас для перевода одной только музыкальной индустрии в легальное поле необходимо подписать (чернилами!) от 100 млн до 1 млрд листов письменных документов. Бумагу и чернила найти несложно, но где взять такое количество юристов, секретарей и курьеров? И самое главное: из чего всё это оплачивать, это же триллионы долларов? Ответа нет и быть не может. Архаичная система, основанная на прямых договорах, не соответствует современным реалиям и просто физически не может работать в эпоху Big Data. Вот она и не работает. Более того, тормозит развитие индустрии.

Конечно, ситуацию может ощутимо изменить внедрение смарт-контрактов на основе блокчейна (сейчас для сферы культуры специально создана современная система IPChain) – это необходимо и сильно облегчит работу, но этого мало.

Решит ли проблему упомянутая Вами Глобальная лицензия? Это ведь условный термин, он появился еще лет 20 назад в США, когда наиболее дальновидные деятели музыкальной индустрии поняли, что негибкость системы может привести к ее краху (помните, мы выше говорили о негибкости СССР и закономерности его краха? – это такой же процесс), и предложили революционный проект простой и понятной системы сбора и распределения между авторами и исполнителями вознаграждения. Версий системы было множество, и в США даже была запущена одна из них - Soundexchange - но дальше этого дело не пошло в связи с жестким и вполне объяснимым противодействием со стороны IT-индустрии и ее лоббистов в госорганах. Влиятельные IT-корпорации похоронили проект, а мировая музыкальная индустрия, как и предполагалось, оказалась в жесточайшем кризисе: оборот за 20 лет сократился втрое, а доходы собственно создателей музыки – и того больше. В 2015–2016 гг. IT-корпорации позволили музыкальной индустрии обозначить рост на несколько процентов, но предпринято это было исключительно в целях успокоения общественности, создатели контента роста доходов не ощутили, а инвесторы не вернулись.

Евгений Сафронов на обсуждении законопроекта о Глобальных лицензиях в Министерстве культуры РФ.

Конечно, эта ситуация не устраивает многих дальновидных руководителей индустрии, да и ответственных государственных мужей  тоже (и тех и других, к сожалению, немного). В разных странах рассматриваются различные концепции, многие из которых можно считать разновидностями глобального лицензирования, они построены на принципе свободного доступа ко всему творческому контенту при условии справедливого вознаграждения для его создателей. Нынешний уровень развития технологий легко позволяет реализовать такие проекты на основе коллективного управления правами. В РФ работа по этому вопросу была начата в 2014 г., мы в InterMedia ратовали за его реализацию (при этом предлагали свои решения для его серьезной доработки), но и у нас законопроект лег под сукно. IT-корпорации продолжают зарабатывать на творческом контенте сотни миллиардов долларов в год, категорически отказываясь делиться с создателями этого самого контента.

Обратите внимание: Вы привыкли к бесплатности своих любимых радиостанций и телеканалов. А ведь возможным это стало в первую очередь потому, что в этой сфере – не только у нас, но и во всем мире – официально действует система коллективного управления правами, обеспечивающая легальность вкупе с оперативностью и эффективностью. Так вот, сейчас нет никаких объективных препятствий для внедрения схожей технологии в интернете. Препятствует этому только большой IT-бизнес и связанные с ним госчиновники.

– И что же, после внедрения такой фантастической системы весь музыкальный контент действительно станет легальным и бесплатным для всех?

– Не только музыкальный, но и кино, и видео, и литература, и научная мысль, и масс-медиа тоже, и ничего такого уж фантастического в Новой системе нет. Конечно, какую-то часть контента некоторые правообладатели могут не разрешить распространять таким образом, это будет вполне законным, но глупейшим шагом, от такого запрета они сами только проиграют – откажутся как от дохода, так и от известности и славы. Но право на глупость имеет каждый.

А теперь представьте себе: бесплатно, легально и максимально удобно для каждого пользователя Сети можно будет насладиться всей музыкой, записанной человечеством, посмотреть любое кино, любой сериал, прочесть любую книгу... При этом каждый (вдумайтесь в это слово – каждый!) автор, исполнитель, правообладатель заработает в десятки и сотни раз больше нынешнего, перестанет чувствовать себя обиженным и ограбленным, получит возможность максимально расширить свою аудиторию, снискать известность и славу, средства не только на существование (у многих талантливых людей сейчас даже этого нет), но и на создание новых шедевров… Представляете себе этот цивилизационный прорыв, этот толчок для развития культуры миллиардов жителей Земли?

Но сейчас до этого, конечно, далеко. Нужна серьезная и вдумчивая работа по пропаганде, преодолению сопротивления и подготовке новой всемирной конвенции. Огромная работа предстоит. Но опыт мне подсказывает: рано или поздно это всё равно произойдет, и чем раньше – тем лучше для отечественной культуры.