Начало  разговора  здесь 

Сегодня - прогнозы относительно  перспектив движения и мучительной смерти нашей музыки. Ибо, как известно,  чтобы заново родиться, нужно как следует умереть.

В прошлый раз, драгоценные читатели, мы остановились на том, что вкус массам навязать нельзя: в том смысле, в каком нельзя заставить ребенка не смотреть любимый мультик, если при этом включен телевизор. Телевизор этот включили очень давно и забыли выключить (а, может, и не хотели). Поэтому вы, конечно, догадываетесь, какую я сейчас выскажу мысль.

Короче, мы обречены.

"Почему?!" – попробуете возразить вы. А как же прогрессивная европейская общественность? А как же дремучее национальное самосознание?

Я повторю – мы совершенно обречены в культурном смысле (и в музыкальном -  в первую очередь), поэтому сейчас я расскажу, о том, как все будет происходить.

Нас ждет медленная и неминуемая смерть. С 99-типроцентной вероятностью, а сто процентов я не даю лишь потому, что существует однопроцентная вероятность чуда. Да, чудо иногда случается, например, Крым возвращается (хорошо это или плохо - неважно).

А теперь – мои субъективные прогнозы. И еще кое-что.

Собственно, мне видится два пути развития отечественного музыкального рынка.

Начну с худшего.

У нас как-то сложилось, что даже в эпоху сегментирования музыки ее кластеры*  редко обзаводятся собственными инфоресурсами, превосходящими онлайн-радио, странички в интернете и пару лейблов. Но время идет, и все еще будет.

Мы, конечно, понимаем, что побудительной силой к созданию медиаиндустрии может являться только наличие устойчивого спроса – попадание в тренд.  Одним из таких трендов является русский рэп. Сколько бы ни говорил Макс Фадеев ( http://www.rap.ru/news/5361)  о том, какое веселье оный жанр вызывает у гангста-рэперов Соединенных Штатов, наших псевдогангстеров это не останавливает. Количество хип-хоп-треков в контакте зашкаливает. Если у рэперов еще не появился свой мощнейший ресурс, то только потому, что не вырос еще из ПТУ-шных штанов новый русский олигарх, фанат речитатива. А может уже и вырос, и все происходит, просто я не в курсе. Кто-то сказал, что рэп – это шансон для молодежи. Охотно верю. Но я никогда не понимала, почему из гопнической культуры нельзя сделать что-то национально-идентичное – по музыке в первую очередь, может быть, на основе той же читки, но только с более выраженной местной интонацией. Видимо, русским рэперам нужен свой мессия.

Это кластер номер один, имеющий шанс на успех. Баста, Гуф, заигрывающий с хип-хопом Нойз МС, Каста – у них все нормально с популярностью.

За ним прямыми шагами в будущее шагает кластер номер два.

Еще лет 5 назад никто и помыслить не мог, что англоязычные проекты будут у нас иметь какой-то успех. А зря. Современный мир глобализируется, хотим мы этого или нет, и спрос на такую музыку растет, особенно среди молодого поколения. Неплохие успехи показали на этом поприще хипстерские Motorama и Pompeya, но настоящий прорыв, как мне кажется, совершила группа Therr Maitz (не в последнюю очередь благодаря шоу «Голос»). Ее лидер, Антон Беляев, неоднократно признавался в своей нелюбви к русской эстрадной музыке. Андрей Клюкин, организатор фестиваля «Дикая мята», вообще пишет вот здесь  о 95 процентах англоязычных российских проектов из ста, посланных как заявка на фестиваль. Можно представить – если молодежь так активно осваивает английский язык в написании песен, - что мы будем слушать лет через 10? Скорее всего, ту же самую англоязычную музыку. Раз будем слушать, ждите формата «Не Наше Радио». Я не уверена, что традиционные ФМ через десять лет удержат планку спроса, но, независимо от их грядущего существования, медиа-ресурсы ждет серьезный «взлом» под натиском отечественной англоязычной поп-музыки. Плюс идет интеграция в мировое музыкальное пространство, и это тоже закономерно.

 Кластер третий – русскоязычные хипстеры. В них я не очень верю, поскольку данное явление – в большой степени производная от русского рока (в своей ментально-текстовой основе). Стало быть, это течение маргинальное. В свое время попытку прорыва совершил полуинструментальный Mujuice, но даже его сравнивали с группой "Кино".  Думаю, все прорывы на этом поприще будут носить сугубо камерный характер.

Четвертый кластер – откровенные поп-проекты. У нас были и есть весьма приличные попсовые певицы типа Елки, Бьянки или Нюши, причем последняя заработала за позапрошлый год больше трех лимонов зеленых (из шоу-бизнеса ушли большие деньги?) и певцы типа Лазарева (сравните хотя бы с "Ласковым Маем"). Светлое будущее почти настало, ништяк. Я думаю, эта благая часть у нас по-любому не отнимется.

Пятый кластер – русский шансон. Пока не вымрет поколение нынешних сорокалетних и старше, он никуда не денется. Смачности его радиостанций, площадок и премий может позавидовать любой рэперский медиаресурс. Количество слушающих этот неумирающий жанр (в процентном соотношении по стране) статистике не поддается, но, говорят, колеблется в пределах 70-85 процентов.

Следующим идет фолк. С ним, я думаю, все будет происходить так, как обычно происходит в культурных странах – сохранится умеренный устойчивый спрос. Не такой, как в Европе например, но какой-то будет. Я говорю только про обработки аутентичного фолка, не относя сюда авторский инди-фолк. 

Дальше идут традиционная авторская песня, стагнирующий русский рок и непопулярные жанры, всякий глухой андеграунд. Что я могу по этому поводу сказать?

Я не вижу на этом пути потенциала для прорыва. Если только нечто смешанное с другими жанрами и сильно преобразованное не выйдет из этих недр. Этот жанр у нас изначально сильно поражен и еще более сильно скомпрометирован. Хотя именно он до сих пор считается у нас ответственным за рождение новых тем, воплощающих национальный архетип.

С этого момента я отступаю от темы кластеров, потому что пришло время сказать о том, что стоит за всей этой темой прогнозов, почему я вообще об этом пишу и почему утверждаю, что, если не произойдет чуда, нас ждет медленная (или быстрая) мучительная смерть. 

О национальной идентичности

Прежде всего потому, что нет потребности в национальной идентичности. Когда она является вульгарно понятой и поданной в виде  лубка и трэша - это еще одно доказательство ее ненужности. По сути, некая обращенность вовнутрь, приглушенные тона - то, что всегда было в народном и классическом искусстве и то, что не определяется данными пустыми фразами (ибо каждый сие понимает по-своему), - на это запроса нет.

Как уже было сказано, русская национальная идентичность благополучно скончалась в конце 90-х. И желание ее воскресить, и фантомные боли - отголоски давно произведенной ампутации по ее отнятию - закономерно беспокоят. Но не может же ее не быть вообще?

Оказывается, может.  Иногда бывает так, что человечество, с позволения сказать, вступает в новую  фазу – не развития, а (как бы это покорректнее сказать?) бытования. Наступает период, когда музыка как средство познания окружающего мира (а также как средство ретрансляции идей) замещается другими вещами. Перегруженное информационное поле блокирует восприятие, а для музыки восприятие – это все. Способ получения и ретрансляции информации переходит в другую стадию, более техногенную.  Искусство вообще и музыка в частности в такой ситуации отходит на второй план, становясь делом отдельных, не сплоченных между собой, индивидуумов.

А поскольку искусство – очень сильный признак национальной идентичности, может назреть вопрос – а на хрена она вообще сдалась, эта национальная идентичность, в эпоху глобализации?

Не сдалась, правильно. Поэтому я прежде всего потребность в ней ныне расцениваю как роскошь, как чудо. Как фантомные боли.

В связи с этим хочу упомянуть постоянно здесь присутствующую фигуру Башлачева. Мне кажется, это идеальный индикатор. И очень показательно то, что его вроде как в школьной программе проходят, а на деле даже Высоцкого слушают гораздо чаще. Почему-то считается, что это автор, к музыке имеющий мало отношения. Мое мнение – потому и считается, что публика себе вообще плохо представляет, как должна выглядеть русская музыка.

На мой взгляд, Башлачев - бесспорное сокровище русской культуры (и даже больше – культуры мировой, пусть и для избранных) еще и потому, что его вещи обладают пронзительной, ненавязчивой музыкальностью. Вспомните «Осень», «Влажный блеск наших глаз» – они хороши именно как песни с очень органичной и «вкусной» гармонией и мелодией. «Сядем рядом» – великолепный русский романс, абсолютно самобытный. Его «Егоркина былина» - музыкальная поэма, предполагающая море интерпретаций.  Все это, конечно, никакого отношения не имеет к поп-музыке.

 Насчет исполнения – соглашусь, что Башлачев здесь совершенно не реализован, и теперь остается только представлять, какими аранжировками можно было бы украсить его песни. А это оказалось бы сложнее, потому что, в отличие от «западнических» клише его современников БГ и Цоя, этот жанр пришлось бы делать «с нуля»... Но говорить о музыке – дело дурацкое. Это как описывать запах корицы.  

Остановлюсь на том, что «сырая» аутентичность - всегда есть то, через что проходят явления прорывные, харизматические. Группу "Битлз" в начале карьеры невозможно слушать. Однако их наработки довели до совершенства те, что пришли после них.

А у нас – не пришли. Не успели. Или прошли мимо масс, потому что е соответствовали требованиям времени.

Не могли успеть прийти в 90-е, потому что в это время из медиаресурсов плавно исключалось все, содержащее наиболее яркие национальные архетипы. В силу времени и ситуации эти архетипы были сильно окрашены в депрессивные тона – см. Анамнез в http://soundrussia.ru/post?id=2781.  Почему-то это замалчивалось и тогда и сейчас, а, с другой стороны, трудно об этом говорить, не впадая в пошлость.

Не могут прийти и сейчас, потому что сейчас это вообще что-то совершенно лишнее.

Ваша покорная слуга год назад играла на квартирнике с совершенно здесь не известной группой Whiskey Moon Face, которая, дав десяток концертов по мелким клубам, с легкостью набила клуб "Мастерская" (те, кто занимаются концертами, - кто может похвастаться таким результатом?). Кроме прочих очевидных их прекрасностей  (сыгранность, контакт,  мультиинструментализм, легкость в восприятии и пр.) меня поразила их до мозга костей староанглийская традиционность. Они делают то, что у них в крови. Резюме такое - разбитной "Ноль" во мгновение стал популярным со своим баяном, потому что не кочевряжился, а делал то, что ему ближе всего. И не говорите мне про "самородков-исключения-из-правил".  Я не больно-то видела ни 20 лет назад,  ни сейчас особо не вижу охотников развивать подобный стиль. Из более-менее известных вспоминается только почившая в бозе группа "Бабслей", трансформировавшаяся  в Ива Нову,  и еще есть пяток-десяток прекрасных, но глубоко андеграундных, практически не замеченных народом и прессой групп. Которых, коли их не заметили, как бы и нет. И не говорите мне, что баян тяжелый - он пробивает звуковое пространство покруче любой гитары. А еще есть балалайка. И где?... (Архиповский и "Унесенные ветки" с "Владимирским централом" не в счет).

Не появилось у нас ничего, потому что наши песни оказались к XXI веку лишены  традиции - той, что несет в себе светлые, не депрессивные, переживания жизни. Той, что была, к примеру, в начале и даже в середине 20 века. Та, которую мы отбросили, как только появился рок.

И – в итоге – мы переходим к третьей теме.

О роковых формах

Что мы имеем ныне? Подавляющую рокообразность современных музыкальных форм. Трансовость и минималистичность. Я считаю, что это тупиковый путь в принципе.

Оговорюсь - я не против простых хитовых форм, как составляющих коллективного концертного действа. Это было, есть и будет всегда. Я против того, чтобы это было азбукой музыки как таковой. Вообще чем более разомкнутая композиция по форме, чем больше она "дышит", тем больше в ней жизни, энергии, силы и драйва. А когда в сотый раз повторяют одни и те же рисунки, формулы - музыкальный посыл неизбежно теряет в силе.

Можно ударить в набат раз, и это произведет эффект. Можно два и даже три. Но когда в набат не перестают бить, оголтело и бессмысленно, он становится фоном повседневной жизни. Он становится нормой.

Рок всегда был музыкой благополучных. Именно поэтому битье в набат какое-то время было эффективным. Оно было сильно сопряжено с побочными эффектами от наступившей эпохи технического прогресса и сытости.

Кайф от эпохи давно прошел, а формы остались и вытеснили все, что было до них... 

Я где-то понимаю тех хипстеров, которые нынче играют отстраненную, уютную, волшебно-клубную или тихую комнатную музыку. Она до мозга костей буржуазна, но в ней по райней мере нет оголтелого деструктива, а есть лишь деструктив впитанный, познанный, и впоследствии отсеянный и заблокированный.  Злость здесь строго контролируется и за рамки внутри дозволенного не вылезает.

Честно признаюсь, что, по вышеизложенной причине,  я скептически отношусь к тому, что у нас называют world music. Точнее все это имеет право на существование, но меня не вдохновляет, потому что попытка уложить текучую, дышащую народную песню в жесткий бит неизбежно ее кастрирует и умерщвляет. World music - это по сути та же поп-музыка, которая, конечно же, имеет право на существование.

И когда я слышу самую выверенную музыку – и тупиковость состояния, и форм – все при ней. Вот это считается - хорошо. А если все наоборот – вот это плохо и способно оттолкнуть. Ибо ни знакомого модного саунда, ни приличных интонаций...  ничего. В общем – унылое говно.

При таких раскладах становится невозможным плыть дальше.

И еще есть один пунктик. Дело в том, что если люди боятся, стесняются своих музыкальных вкусов – они боятся и стесняются всего своего быта и бытия. Песни – это наше глупое подсознательное, это наши реакции. У людей с неадекватными реакциями не может быть нормальной жизни, они по большому счету не могут ничего добиваться. И мы видим это во многом из того, что у нас происходит.

Я знаю ряд самобытнейших групп/авторов/журналистов, вполне реализованных на своем творческом поле (коммерческое я не рассматриваю), которые убеждены, что хорошей музыки в России нынче нет, или ее очень мало, и она – скорее исключение из правил. Ряд одиночек, считающих, что вокруг них – сплошное говно. Что это – странная самозащита, нежелание впустить в свой мир тот факт, что вокруг есть еще миры, и не хуже? Это очень типичная психология, наверное, каждому знакомая.

 « Да мало ли еще каких теорий у нас имеется! И не у нас одних. Есть еще и кроме нас много умных людей в России. Только бы свободы дождаться. А то — мир «ужаснется», когда мы выступим на мировую арену со своим свободным творчеством. Ведь сейчас все лучшее: наука, литература, искусство — всё лежит под спудом и дожидается своего времени. И неужели же это время почти уже пришло? Дух захватывает! Одних непечатающихся прекрасных поэтов скольких мы знаем.» (Л.Т. Осипова «Дневник коллаборантки»)

В середине XX века так говорили. А скажут ли так сейчас?

Поэтому другой путь – выстрел, вброс почвенничества, кажущегося угасающим на фоне данных тенденций, выглядит абсурдным и невозможным.

Тем не менее, я очень хочу, чтобы мои прогнозы относительно развития отечественной музыки не сбылись.

* Для удобства обозначения культурных сообществ, объединенных как идеями, так и материальными ресурсами,  я использую понятие " культурный кластер". Не буду вдаваться в подробности происхождения этого понятия, скажу лишь, что оно как нельзя лучше подходит для обозначения соответствующих музыкальных сообществ.