От редакции. А вы помните, что когда-то интернета не было? Не было - и все. А музыка была. А потом появился интернет, а всего настоящего почему-то стало меньше. Впрочем, лидер группы "Гужевая повозка" и профессиональный философ Константин Тарновский так не утверждает. А предлагает поразмышлять, можно ли считать 2000-е эпохой внезапного фолка, понаблюдать, как формировались существующие по сей день музыкальные ниши, и предупреждает о неумолимости интернета и беспощадности контекста.
Сегодня - вторая часть его эссе о взаимодействии музыкальных и социальных процессов.
Псой Короленко. Фото с сайта ruskino.ru
Двухтысячные: нишевость артистов, изменение форматов и музыка в сети
Один мой приятель недавно с грустью сказал: «Я не знаю никого, кто поднялся бы - из тех, кто начинал в 2003-2008-м». Я не согласен с этим. Середина двухтысячных - это время фолка и того, что можно условно назвать фолком. И в этом также их отличие от девяностых. Почему вдруг феноменом стала существовавшая не год и не два "Мельница"? Почему за ней потянулись десятки групп ("Тролль гнет ель", "Полынья", "Алевтина" - лишь самые известные примеры)? Не была ли это попытка интуитивно найти противовес и приходящему (приводящему) в уныние русскому року, и нарождающемуся нахрапистому гламуру? Да, возможно. А кроме того, в условиях аномии (падения нравов, когда грань между нормой и отклонением перестает быть различимой) фолк-музыканты пытались найти что-то незыблемое, место, где сохранились понятия о добре и зле, о справедливости и чести, где чистота полузабытых русских слов или выдуманных толкиенистских названий не замутняется матом, ставшим нормой общения именно в 2000-х. Пусть и пришлось для этого обращаться к преданиям и эпосу кельтов, скандинавов, славян, галлов, а нередко и вовсе к вымышленным мирам (музыка ролевиков).
Группа "Полынья". Конец 2000-х. Фото с сайта группы
Такой же альтернативой стали не вписывающиеся в жанры попа или рока "Пятница", Паперный и Т.А..М, Псой Короленко, Пётр Налич. Думаю, эти группы подготовили почву для более поздней акустической волны. А еще, начиная с той же "Пятницы", можно говорить о появлении инди-сцены и нишевой сцены в России. Музыканты тоже все больше перенимали западный опыт. И оказалось, что все не ограничивается электрогитарами и барабанами, что существует множество смежных направлений, подач, аккордов, интонаций. Гораздо позже плоды этого пожнут уже вполне сознательно Гуша Катушкин, Маша Badda Boo, Наадя и многие другие музыканты. Тогда, лет пять-семь спустя, ниша для подобных авторов уже была сформирована, а в начале 2000-х подобные музыканты стремились занять существующие: Паперный выступал не только в своём собственном Китайском летчике, но и на "Крыльях" и "Нашествии", а "Пятница" участвовала в «Неголубом огоньке».
Алексей Паперный. Наши дни.
Косвенно с появлением нишевых артистов связана еще одна особенность 2000-х, прочно отделяющая их от девяностых: изменение в восприятии музыки, связанное с изменением носителей и распространением Интернета.
Век компакт-дисков в России был недолог. Можно с некоторой долей условности сказать, что его вообще не было. Ведь продажи CD никогда не могли сравниться с объемами продаж кассет. Кассеты дожили как раз до 2004-го года (по крайней мере, тогда они еще продавались на полном серьёзе, а уже спустя год в лучшем случае валялись в коробках с надписью «уценка» - вповалку, как погибшие на поле брани средневековые рыцари).
Итак, в начале 2004-го года еще можно было по вполне обычной цене купить кассеты. А в конце того же года началось победное шествие mp3. Собственно, сам формат появился намного раньше, в 2000-м: тогда "Мумий Тролль" был одной из первых групп, заявивших о том, что их альбом появится в mp3. Но еще долгое время не было распространено другое - mp3-плееры. И вот момент настал. Почти одновременно с этим массовым явлением стал широкополосный интернет. Собственно, для Интернета и был разработан формат mp3, позволявший сжимать файлы, чтобы они меньше весили. Опять же, почва готовилась уже давно: Интернет был в России уже лет пять, но года до 2003-го о нем знали и пользовались им единицы. Да и связь была медленной, по карточкам, чтобы скачать песню (в mp3), требовалось минут двадцать. О скачивании фильмов, скажу на всякий случай, речи вообще не шло. И тем не менее, даже тогда появлялись в Сети какие-то сообщества, какие-то «виртуальные рок-клубы», десятки и сотни (но не тысячи) групп выкладывали своё творчество. В условиях медленного интернета, однако, не было речи о том, чтобы скачивать всё подряд - ни у кого не хватило бы на это ни времени, не денег (разве что у Земфиры в 2002-м). Поток информации еще не выглядел необъятным, а то, что нужно скачать, тщательно просеивалось сквозь сито ценностей пользователя. Но уже через года два-три (2006-2007) всё изменилось. Интернет стал очень быстрым, информации стало очень много, кроме того, появился так называемый Web2.0 - теперь не было необходимости создавать собственный сайт, заливать туда еле слышные из-за потери качества треки - появилось несколько крупных ресурсов, где в режиме реального времени можно было и закачивать, и слушать, и обсуждать.
Кассета (фото с сайта http://getwallpapers.pw)
* * *
Что принесло изменение форматов и увеличение скорости Интернета в музыку и в саму культуру восприятия (прослушивания) музыки? Конечно, в первую очередь, это отказ от альбомного мышления.
С ним всё достаточно просто и в какой-то мере грустно. В свое время, по крайней мере, в России, с советской практикой подпольной звукозаписи, появилась особая магнитофонная культура. Она предполагала мышление альбомами. Такая-то песня с такого-то альбома, новый альбом, лучший альбом, концептуальный альбом. Собственно, альбом всегда нечто большее, чем просто несколько песен. У него есть свой хронометраж (как правило, от 30 до 60 минут), свои условия записи, часто - своя концепция. В альбоме могут быть конкретно выделяемые песни, но все же он воспринимается целиком - по крайней мере, ценителями. Альбом, особенно на кассете, подразумевал некий порядок треков, и в этом порядке чаще всего и прослушивался. Перематывать какую-то песню на кассете было можно, так и делали, но все же на это уходило какое-то время, да и попасть точно на начало песни, как в случае с диском, было нельзя. А диски, как я уже писал, в России практически не прижились. Так же, кстати, как и культура синглов - выпускаемых дисков с одной-двумя песнями, которая была вполне общепринятой на Западе.
А в Интернете всё прижилось. Когда нет необходимости думать о скорости, ты можешь послушать одну песню здесь, одну там. Скачать что-то отсюда, что-то оттуда. А уж с появлением соцсетей появились такие преференции, как возможность добавлять музыку себе на страницу, создавая виртуальные плей-листы, которые кто угодно, или ты сам, можешь слушать в любом удобном порядке. В mp3-плеерах, в свою очередь, прижился формат shuffle/random - это когда песни проигрываются не в «альбомном», а в случайном порядке (Борис Гребенщиков, кстати, признавался чуть ли не в этом году в одной из программ "Аэростат", что "лишь недавно" открыл для себя этот формат, что тоже может заставить задуматься о том, что консервативность увеличивается с возрастом).
В последнее время отказ от «альбомности» вызван и тем переизбытком информации, который есть в Сети. Ну у кого хватит сил и терпения спокойно, ни на что не переключаясь, послушать целый альбом? Да и дорого записывать 10-12-14 песен, тогда как 2-3 - самое то. А вот когда эти 2-3 найдут своего слушателя, тогда можно уже и что-то ещё записать. Но и две-три, в сущности, много. Лучше одна. Еще лучше - с картинкой, чтобы глаз за что-то мог зацепиться. Ну, и слушать ее можно с любого места. Я, ища музыкантов, не раз удивлялся, когда через 30 секунд после моего письма с песнями приходил ответ «не, не моё». То есть, человек включил 5 секунд какой-то песни и всё сразу понял. Понятно, что такое бывает. Но речь шла о тех, кто по крайней мере был стилистически не слишком далёк от нашей музыки. Действительно, в ситуации переизбытка информации нет ни времени, ни желания слушать что-то долго, серьёзно - если только это «что-то» не стопроцентно зарекомендовало себя. Клиповость мышления, необходимость зацепки, прикола, после которого уже человек может обратить внимание на то или иное явление, привела к большому количеству разного рода фриков от музыки (Коля Воронов, Анжела Лондон), или тех, кто выдавал себя за таковых (Валентин Стрыкало). Да и вполне серьёзные музыканты с хорошим голосом и интересным репертуаром нередко оказывались выделены из бесконечного информационного поля именно благодаря приколу (Пётр Налич, «Гитар»).
Николай Воронов исполняет Чайковского в Музее Рериха (Москва). Ноябрь 2015. Фото автора.
Но и еще на упомянутую нами нишевость артистов этот переизбыток информации повлиял. Человек не может слушать сразу все. Людское сознание, чтобы обрабатывать поток образов, идущих от реальности, должно ее, реальность, как-то классифицировать. И удобней, когда понятно, что группа играет, какова ее целевая аудитория, чего от нее ждать. В мире плюрализма господствует, на самом деле, локализация. Нет какого-то единого стиля, который выражает эпоху (как было с джазом, роком), но есть множество отдельных сообществ, у каждого свой домашний «идол», свои объекты поклонения, своя музыка и фильмы. Так и появились нишевые артисты - т.е. те, которые рассчитаны на какую-то группу людей с определёнными взглядами, вкусами и так далее. Собственно, сама идея нишевых артистов не является ни плохой, ни хорошей. Более того, любой артист в какой-то мере нишевый - вопрос только в широте охвата. Но когда плюрализм и избыток информации оглушают, на первое место выходит требование новизны (в искусстве эта тенденция проявилась еще столетие назад). И здесь предложение может рождать спрос, так же как группа с конкретной особенностью (фичей) собирает вокруг себя тех, кому эта фича может быть интересной. А фичей может стать всё, что угодно: от интересных текстов или странных инструментов (укулеле или арфа) до мата или некроромантики. Особенно заметной эта тенденция стала, когда появились те, кого принято называть хипстерами (2008-2009). В сущности, это слово имеет крайне размытое содержание. Можно говорить, что речь идёт о молодых людях, которые хорошо образованы, питают слабость к техническим новинкам, как правило, ориентированы на западные ценности (прежде всего, плюрализм постмодерна, которого столь боится государство российское). И всё. Неудивительно, что ниша оказалась довольно широкой - сюда мог попасть и псевдо-русско-народный (но в то же время искренний и талантливый) Игорь Растеряев, и стремящаяся к модному звуку Наадя, и беспечный путешественник-цыган Гуша Катушкин, и эфемерный, как будто вот-вот растающий в воздухе Савва Розанов ("Синекдоха Монток"). К слову, почти никто из них долго не решался на запись альбома (а некоторые не записали и по сей день), ограничиваясь отдельными песнями и EP. Но это пришло позже. Мы же говорим именно о перемене мышления.
Наадя. Фото с официальной страницы группы ВКонтакте
Вообще, забавно отметить, но кризис музыкальной индустрии и ее переходный период пришелся не на 1990-е, а на 2000-е - именно тогда, когда стали отмирать кассеты и CD, и свободное распространение музыки в Интернете затруднило положение лейблов и сделало практически ненужным выпуск музыки на материальных носителях. Как зарабатывать в этих условиях, лейблы поняли не сразу - необходимый зазор с середины до конца двухтысячных и стал той лакуной, которая нам интересна и которая позволяет увидеть вот это "между". Это уже потом постепенно пробила себе дорогу система pay what уou want. И лишь совсем недавно, с расцветом эры смартфонов, правила игры - на какое-то время - прояснились. Сервисы вроде iTunes и Яндекс-музыка приучают пользователя платить за музыку в Интернете, на радость музыкантам и издателям. (С другой стороны, государство, почуяв, видимо, что "время пришло", намеревается закрыть Rutracker (ранее - torrents.ru) - этот истинный герой конца двухтысячных - начала десятых). Музыканты могут для собственного тщеславия издавать записи на CD для поклонников, причем нередко привлекая к оплате этого удовольствия самих поклонников - через краудфандиговые ресурсы. Музыкант записывает, пользователи присылают по несколько сотен рублей каждый, получая за это небольшие, но приятные бонусы (автографы, подарочные издания и т.д. - то, что получило название токенов). Но это сейчас. А в середине 2000-х эти правила игры еще не были ясны.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ПОЭТ И ВРЕМЯ
Но мы же начали с разговора о девяностых. К чему я затеял вообще этот разговор? Что я хотел сказать? Наверно, я и сам до конца не знаю ответ на этот вопрос. Так ли уж это предосудительно? Не думаю. Возможно, идея была в том, чтобы показать, высветить, сделать чуть более явным этот процесс перехода - от одного к другому. Высветить, что не все так просто с казалось бы верной фразой: "девяностые закончились с приходом Путина". Я хотел показать, что инерция, заданная Духом Времени (именно так!) ещё действует какое-то время, когда самого времени уже нет. Легко изучать то, что есть. Легко изучать то, что было. Но интереснее - по крайней мере, для меня - увидеть эту грань, грань экзистенциальную между неким "Да" и неким "Нет", между А и Б, между Открытием и Закрытием, между Началом и Завершением.
Мы мыслим символами. Мы вольны приписывать каждому событию то или иное значение. Для меня дата последнего концерта "Соломенных енотов" (сентябрь 2007) имеет именно такое, вполне символиическое значение. Почему именно тогда? Почему не раньше или не позже? В одной монографии, посвященной поэту Борису Рыжему, автор, лично знавший поэта, вдруг произносит довольно циничную, как показалось бы кому-то, фразу: "Борис Рыжий жил недолго - ровно столько, сколько нужно было ему, природе, языку...". Кого-то смутило бы это чеканное "ровно столько, сколько нужно". Но нет. По мне так - всё правильно. Явление прекращается тогда, когда для него уже НЕТ ВОЗДУХА. Воздуха - то есть, собственно, духа. Не случайно тот же Усов ("Соломенные еноты") в одной из последних известных нам (по некоторым данным, он продолжает иногда что-то писать по сей день) песен спел: "А я отвечу: милые, меня уже не может быть". Явление исчезает тогда, когда оно уже ничего не может дать миру и не может ничего взять из него (это процесс обоюдный, не так ли?). Явление исчезает тогда, когда взгляд со стороны оказывается уже более предпочтительным, чем взгляд изнутри самого явления.
Ты не можешь никак не вплетать себя в контекст. Он сам найдет тебя, тебя воспримет и вплетёт в себя. Как же быть тогда с фразой, что поэт сам выбирает время, в котором он живёт? Нет ли здесь противоречия? Думается мне, нет, если мы скажем не "выбирает время", а "создаёт время" в котором он живет. Но чтобы создать это время ему нужна какая-то среда вокруг себя, определённый дух, который будет схвачен, интериоризирован, пропущен сквозь себя - вот тут-то и появляется этот второй, внутренний, хронотоп, который не мог бы появиться без первого. Мне глубоко запала в голову фраза, оброненная Дмитрием Гутовым на одной открытой лекции по современному искусству: мы можем сейчас нарисовать точно такую же, или похожую, картину, как писал Боттичелли, или Леонардо, или Джорджоне, взять те же материалы, использовать те же методы. И технически это будет так же, но лишь технически. Содержательно это будет выглядеть в лучшем случае как лубочность, в худшем - как насмешка - именно потому, что за этой картиной не будет стоять экзистенциального содержания. Символы эпохи определяют саму эпоху. Символы эпохи создаются самой эпохой. Как эти два предложения можно увязать друг с другом? Думается, только одним образом: впоследствии, когда мы смотрим на время, на некую длительность, наполенную событиями со стороны, когда мы пытаемся определить для себя ее начало и конец, оказывается, что эпоха - это и есть её символы*. Ничего больше. Именно эти символы говорят нам: было так. Или: было т а к. А не иначе.
*В этом смысле последний концерт Енотов, смерть Циммермана, простая аудиокассета, уход Козырева с "Нашего радио" - явления одного порядка.
2015